Настоящая религиозность состоит в том, что человек подходит ко всем вещам, делам и отношениям в жизни, оставаясь сам в Божием луче, освещая все эти отношения, дела и вещи Божиим лучом и отыскивая во всём ответный Божий луч. Этот Божий луч есть главное во всём, важнейшее, драгоценнейшее и руководящее; от него всё делается значительным, глубоким и священным; без него всё оказывается пустым, скудным, мелким, незначительным, ничтожным. Для этой пустоты и скудости, для этой незначительности и немощи русский язык ещё сто лет тому назад нашёл и установил особое имя и понятие — пошлости.
Мне не удалось доселе отыскать соответствующего слова ни в одном известном мне европейском языке. Мне не удалось также найти живое, приемлющее разумение этой идеи у целого ряда европейских мыслителей и философов, к которым я обращался с соответствующим вопросом. Я должен был сделать из этого тот вывод, что европейское человечество не осознало ещё того религиозного бедствия, которым оно настигнуто, ибо бедствие это не нашло себе даже имени в его разуме и языке.
Пошлым становится то, что выходит из Божьего луча, утрачивает свой священный смысл и становится духовно-ничтожным. Пошлый акт воспринимает жизненные содержания и относится к жизненным предметам так, как если бы в них не жила священная тайна бытия; он берёт предметы — не по главному и не из главного; он берёт неглавное в них, так, как если бы главное совсем и не было в них.
Иван Ильин